За отсутствием более достойного кандидата, — в жертву была принесена курица, или местная разновидность птичек, очень на нее похожая. Ее кровью Жрец, (именно с большой буквы), окропил походный переносной алтарь. Остатки выжал в какую-то бадью… Ну и понеслось.
В принципе, — примерно та же традиция что и у нас. — Народ подходил, выпивал ложечку смешанной с кровью воды из бадьи. И отходил с гримасой благоговения на лице.
Была ли добавлена в воду еще и наркота, я так и не понял. Однако народ вокруг нас вовсю принялся веселиться и радоваться жизни.
Очень скоро начало появляться какое-то незамысловатое угощение, — вроде каши, речной рыбы, овощей, и почему-то стручков зеленого гороха… Очень кстати приятного на вкус.
Каждый выносил свое, но как я заметил, норовил обменяться едой с соседями. — То ли это было частью ритуала, а может просто, как обычно, каша в чужом горшке казалась слаще и жирнее.
Засмотревшись за работой коллег, я даже не заметил как Лга’нхи отдал распоряжение, а наши ребята расстарались. — Очень скоро на площадке уже горел костер, (где только дрова-то достали?), а на нем булькал наш самый здоровенный котел, распространяя ароматы аиотеекской каши, щедро сдобренной коровкиным жиром и заморскими прянностями.
Местные нас поначалу дичились, но инициативу, как обычно, проявило вездесущее пацанье. Сначала, они как стая мелких и замызганных акул, начали нарезать круги вокруг нас, все время сужая их диаметр, и время от времени останавливаясь посмотреть на чудных гостей, втягивая носом удивительные ароматы «заморской еды».
Пока наконец Лга’нхи, увидев что все его люди точно уже не останутся голодными, а в котле еще полно каши, (сработал рефлекс на праздник и наварили много), тупо не выхватил из толпы одного пацаненка, и не навалил ему прямо в подставленные ладошки изрядную горку подстывшей каши.
…Ибо наш Вождь был мудр и даже отчасти человеколюбив! — Облагодетельствованный ребенок повизгивая от страха и восторга отбежал в сторону. А к нам ломанулась толпа его наиболее шустрых и сообразительных сверстников, торопящихся отведать удивительного угощения, пока взрослые их не оттерли.
Впрочем, — взрослые тоже клювом долго не щелкали. И скоро люди к нам потянулись, причем каждый держал в руках по два широких круглых листа какого-то растения. — На одном, обычно лежала горка местных угощений, а другой они подставляли под наши.
…В общем, попробовал я чем тут народ питается. — В принципе, — либо та же аиотеекская каша, только вот мясная составляющая или полностью отсутствовала, или была представлена какой-то рыбой. Либо, у тех что победнее, — нечто вроде ячневой каши, что однажды пытались мне скормить в школьной столовой. — Тока еще более жесткая и противная на вкус.
А еще, — праздничный стол был представлен несколькими знакомыми овощами, вроде тех что нам уже давали в Храме. Но мне больше понравилось блюдо, чем-то напоминающее маринованную редьку, — едренейшая штука, даже вышибавшая слезу из глаз. …Если ее провертеть в мясорубке, да щедро перчиком посыпать, — закусь будет что надо!
…Почему-то в Храме нас таким деликатесом не кормили, да и Фаршаад, как я заметил, от него демонстративно нос воротил. А вот местные бедняки лопали с большим удовольствием, хотя запашочек и впрямь, блюдо распространяло весьма резкий. …Надо кстати будет завтра отловить какого-нибудь «редькодела», — купить у него семян-корней, и расспросить как выращивают и готовят.
…И да, — горох тут был хорош! — Крупный, спелый, сочный, сладкий… Наверно нынче время урожайное, потому что грызли его буквально все. И вся площадь была засыпана половинками вскрытых стручков.
Я сразу заначил несколько горстей, — попробуем высадить у себя, а то наш по сравнению с этим мелковат и суховат.
А вот пива не было. И вина тоже. Видать для местных это слишком большая роскошь. И пусть народу это вроде бы и не мешало веселиться, — мне явно чего-то этакого не хватало. …Может даже просто ощущения тяжелой кружки в руке, из которой можно время от времени глубокомысленно прихлебывать, чувствуя что занят важным делом.
Да и на разговор вытащить кого-нибудь, так было бы намного проще. — А то эти бегают вокруг кругами со своими листьями, лопают сами и угощают друг дружку. — Никакой солидности. Небось с полными кружками, так не побегаешь.
Но тут вдруг, по непонятной для меня причины, все перестали бегать, расчистили центр площади, начались пляски. Местные сбились в несколько хороводов, один внутри другого. И под ритм, выбиваемым на полом стволе дерева, начали накручивать обороты, что-то радостно подпевая-повизгивая, и меняя направление по малопонятной мне команде.
Кое-кто из наших молодых тоже полез в хоровод. Причем, по странной причине, заняли места поближе к девушкам, с легкостью оттеснив от них местных мелковатых пареньков.
…Не, я их понимаю, — дело молодое. Но мне вот тутошние девицы как-то не глянулись. — Тут либо до двенадцати еще личико свеженькое и тельце не согнутое тяжкой работой, но на мой взгляд, — это ведь малолетка, которой еще в куклы играть. А чуть постарше, — глянь, а она уже старуха, с сожженным солнцем лицом, впавшими голодными глазами, и десятком отпрысков вокруг. …Впрочем. — Я уже старенький. А у молодых гормоны гуляют… Кстати, не впарить ли Догоситааку, байку про гормоны? Если он и про них что-то знает, — то уж точно, без другого попаданца дело не обошлось!
…Пока гуляли, — быстро опустилась ночь. И я уже было подумывал что пора идти спать, как вдруг выяснилось что культурная программа еще далеко не исчерпана. — Впереди были сказки!